я газет не читаю.
неправда. читаю. и после обеда, и до. проще говоря, с утра до вечера я читаю газету. но - всё время одну и ту же!
поэтому в другое время других газет я не читаю.

но иногда какая-нибудь чуждая газета сама суётся ко мне, скажем, за завтраком, когда мой организьм не в силах противостоять её коварству. и вот как раз сегодня (вчера то бишь) ко мне в таком вот аксепте сунулась "Российская газета", не к ночи будь помянута.
в "Российской газете" на последней полосе печатается всякое развлекалово: сканворд (спрашивают, например, "лунатизм сердца". я б ни в жисть не догадалась! оказывается, влюблённость), судоку (их я чистыми никогда не вижу, ибо мама сгрызает в момент) и что-нибудь-ещё. что-нибудь-ещё бывает разное: или джепарди (и почему меня так дёрагет от этого слова? ), или - вот как сегодня - "травести". для получения оных "травестей" редактор рубрики берёт фрагмент какого-нибудь литературного текста (чем дальше, тем менее известного) и все имена в нём подменяет именами из другого литературного текста, обычно более известного - и это важно! развлекалово состоит в том, чтобы узнать текст, из которого выкинули имена. ответ дан строчкой ниже, так что перенапрячься сложно

сегодня утром в последнем номере "РГ" я увидела следующий текст.

Когда я проснулся, ГАРРИ уде не было. Плечо у меня ломило так, что боль отдавалась в темя, и я дал себе слово весь сегодняшний день "ходить опасно". Кряхтя и чувствуя себя больным и жалким, я проделал некое подобие зарядки, кое-как умылся, взял конверт с деньгами и отправился к МИССИС ДУРСЛЕЙ, продвигаясь через двери боком.
В холле я нерешительно остановился: в доме было совсем тихо, и я не был уверен, что хозяйка встала. Но тут хозяйская дверь отворилась, и в холл вошёл ХАГРИД. Ну, знаете, подумал я. остаток текста, там про Хагрида весело Ночью ХАГРИД был похож на перепившего утопленника. Сейчас, при свете дня, он напоминал жертву хулиганского нападения. Нижняя часть его лица была залита кровью. Свежая кровь ласково блестела на подбородке, и он держал под челюстью носовой платок, чтобы не запачкать свой белоснежный мундир со шнурами.
Лицо у него было напряжённое, глаза косили, но в общем он держался удивительно спокойно, словно падать мордой в битое стекло было для него самым обыкновенным делом. Маленькая непрятность, с кем не бывает.ю не обращайте, пожалуйста, внимания, сейчас всё будет в порядке...
— Доброе утро, — пробормотал я.
— Доброе утро, — вежливо, несколько в нос отозвался он, осторожно промакивая подбородок.
— Что с вами? Вам помочь?
— Пустяки, — сказал он. — Упал стул...
Он вежливо поклонился и, пройдя мимо меня, неторопливо вышел из дома. Я с очень неприятным чувством проводил его взглядом, а когда снова повернулся к двери, передо мной стояла МИССИС ДУРСЛЕЙ.
Она стояла в дверях, грациозно опираясь на косяк, чистенькая, розовая, душистая, и смотрела на меня так, словно я был ДАМБЛДОРОМ или, по крайней мере, СНЕЙПОМ.
— Доброе утро, ранняя птичка, — проворковала она. — А я слышу, кто это разговаривает в доме в такой час?
— Я никак не мог решиться побеспокоить вас, — проговорил я, светски содрогаясь и мысленно взвыв от боли в плече. — Доброе утро, и позвольте вручить вам...
— Как мило! Сразу видно истинного джентльмена. ДАМБЛДОР говаривал, что истинный джентльмен никогда никого не заставляет ждать. Никогда. Никого...
Тут я заметил, что она медленно, но весьма упорно оттесняет меня от своих дверей. В гостиной у неё было темно, шторы, видимо, были опущены, и в холл тянуло чем-то сладким.
— Но вам, право же, не нужно было так уж спешить... — Она наконец выдвинулась на удобную позицию и плавным небрежным движением закрыла дверь. — Однако вы должны быть уверены в том, что я сумею оценить вашу предупредительность... ГЕРМИОНА ещё спит, а мне уже пора собирать в школу ГАРРИ, так что простите... Кстати, свежие газеты у нас на веранде.

ответ(А. и Б. Стругацкие "Хищные вещи века")

шалость удалась, подумала я, дочитав))) и утро тоже